Всё в дыму… [СИ] - Aruna Runa

Он ударил по тормозам, и "Ягуар" отозвался недовольным шипением. Автомобиль слегка занесло на ковре из слежавшихся зимних листьев, шоркнули по корпусу ветви ближайших деревьев. Ди тоже шипел – бессознательно и громко, а потом зарычал, стискивая рулевое колесо враз похолодевшими пальцами. Из прокушенной губы на подбородок брызнула кровь.

Грея отрезвил ее запах. Он утерся рукавом, тупо посмотрел на широкий бурый мазок, окрасивший светло-серый деним. Куртка валялась на пассажирском сиденье. Ди зачем-то прихватил ее, вылезая из машины, натянул, застегивая и на молнию, и на кнопки, и даже на дополнительные липкие клапаны. И затянул все шнурки. Словно пытался отсрочить неизбежное. Словно это на что-то могло повлиять.

Судя по глубине и диаметру воронки, в дом попала по меньшей мере сдвоенная пятитонка Батона-Януковского с самовзрывающимся стабилизатором. Конечно, это была трагическая случайность: скорее всего, один из возвращающихся домой бомбардировщиков сбросил на лесной массив не израсходованные за текущий вылет боеприпасы. И совсем недавно: может, пару дней назад. Или, допустим, вчера вечером, пока Ди бродил по подземельям в компании Стерха и его друзей. Находись он дома, обязательно ощутил бы взрыв.

Из-под ног с шорохом обрывались мелкие камни, скатывались в середину провала. Кусок стены с выпирающими во все стороны огрызками кирпичей опасно клонился туда же, вот-вот упадет. Ди решил обойти его с другой стороны и… что?… столкнуть вниз? Чтобы и следов никаких не осталось?

Он и сам не знал; были бы хоть какие-нибудь развалины и обломки, попытался бы раскопать, что-то вытащить… А так…

А так – механически прошагал по краю, зашел к стене с противоположной стороны – оттуда, где мерз уцелевший, по счастью, незагоревшийся лес, поднял глаза и увидел… увидел… Нет, действительно увидел: яркие, блестящие краски, свежие, кажутся еще мокрыми… По всей стене… По всему остатку стены… И осыпавшиеся рядом куски – пестрят разноцветьем пятен…

Уцелела лишь часть граффити: сумрачная хвойная чащоба, мшистые стволы, плотно теснящиеся друг к другу. Старая просека, развалившиеся пни еле видны под молодой порослью. Узкая, выложенная кирпичом дорога, блекло-желтая, как осенний кленовый лист, уже битый первыми заморозками. Вьющаяся через всю стену, режет она рисунок надвое, отрывая утомленные тяжестью бурого мха и фиолетовых шишек ели от ласкового летнего солнца, прозрачной голубизны небес и обломанных взрывом… похоже, что шпилей цвета янтаря, аметиста и изумруда на горизонте.

Ди показалось, что дорога, выметнувшись из нарисованного мира, ощутимо хлестнула его по щеке и одновременно ударила под дых, разом выбив из легких воздух. Вместо горечи развороченного камня и земли нос, рот, да всю грудь заполонил вкус и запах свежей хвои. Слезы мешали моргнуть – они словно застыли древесной смолой. Сквозь их тусклую, жгущую веки дрожь Ди заметил на желтом кирпиче маленькие черные фигурки и удивился: как же не разглядел с самого начала?

Он знал эту детскую сказку про девочку с собачкой и тремя совершенно несуразными, выдуманными чьим-то воспаленным разумом существами. Древние писатели яростно таскали сказку один у другого, каждый рассказывал по-своему, но суть все равно не менялась: малолетнюю идиотку занесло в чужие земли, и дорога, вымощенная желтым кирпичом, в конце концов вернула ее домой – просто не так, как хотелось, предполагалось или было задумано в принципе.

А еще Ди знал, что художнику, нарисовавшему эту картину на стене брошенного жилища тети Джулии и дяди Юури, пришлось не только добраться почти до центра Резервации, но и войти в тень, наглухо запечатавшую дом и сад.

И вот это – настоящая сказка, более невероятная, непостижимая и невообразимая, чем ожившие соломенные и железные пугала, говорящие звери или все на свете желтые дороги, уводящие доверчивых и самонадеянных глупцов в фальшивые изумрудные города.

**11**

Оставшуюся часть зимы Ди перечитывал книги, переслушивал аудио, пересматривал видео. И еще раскапывал архивы антикварных газет. И не просто раскапывал. Починив в "Ягуаре" орадио, он зафиксировал ручку настройки на тавропыльской частоте, ежедневно внимая местным объявлениям, и, стоило кому-то заикнуться о продаже бумажных носителей, тут же отправлялся по надиктованным адресам.

Читал он тоже в машине, изученное вносил в дом и сваливал на пол в домашней библиотеке, наказав каждой личности донны Лючии, кроме Фрумы-Дворы, раскладывать книги и газеты по датам выхода, а затем – по специально выделенным полкам. Умело и быстро сортируя информацию по ходу чтения, Ди к весне превратился в лучшего – а может, и единственного – в мире специалиста по художникам Крайма.

Но как привязать эту свою новую профессию к поставленной цели, пока не видел: с тех пор как художники, спасаясь от преследования, ушли под землю, у журналистов и писателей пропал к ним интерес.

В единственном руководстве для охотников утверждалось, что на поверхность художники больше не выходят, поскольку теряют сознание от избытка свежего воздуха и могут умереть, а кроме того – из-за долгого нахождения в темноте утратили способность видеть при свете дня.

Мысленно Ди составил список вопросов, которые хотел бы задать Стерху и его команде, и еще один – для Федора Убейконя. Кто он и его люди, и чем они занимались в метро, Ди догадывался, но не был уверен и решил как-нибудь расспросить того же Стерха.

Он несколько раз ездил к картине… Нет, он ездил к ней постоянно. Сфотографировал, снял на старинную камеру, даже пытался срисовать. Разумеется, безуспешно. Хорошо, что бомба не падает дважды в одну и ту же воронку…

Странно, что после этого взрыва, фактически лишившего Ди последнего ощущения других – не папы с мамой – греев, он перестал чувствовать себя одиноким. Глубоко в груди – прямо из невидимого ожога, причиненного стылым холодом родительской смерти – зарождалось что-то новое. Напоминающее бутон цветка, окруженный красноватыми полупрозрачными листьями.

Где-то есть человек, владеющий известной ему тайной. Художник, нарисовавший картину, которая снова сделала Ди по-настоящему живым. А он, в свою очередь, сделает все, чтобы его найти.

**12**

Стерх появился в марте. Ди вышел на школьное крыльцо, щурясь вечернему солнцу, и увидел группу младшеклашек, восторженно толпящихся у прислоненного к стене мотоцикла. Его хозяин – в бордовой замшевой жилетке на голое тело – торчал рядышком, упираясь подошвой кроссовка в испещренные меловыми и угольными надписями кирпичи. Кроссовки – синие с белым – выглядели новыми, джинсовые шорты – тоже, а из карманов торчали знакомые жестянки с круглыми боками. "Пыво от Ардагана", – понял Ди и отогнал школьников обратно на площадку продленки.

Широко улыбающийся Стерх шаркнул ногой по стене, стирая написанное с ошибкой матерное слово, и вдруг облапил Ди обеими руками, с силой прижимая к себе:

– Привет, дружище!

Тот, ошарашенный, обмяк в объятиях, не совсем понимая, как реагировать. Стерх отстранился, продолжая крепко держать Ди за плечи. И лыбиться во весь рот. Скол на переднем зубе коротко блеснул, отразив солнечный луч.

– З-здравствуй.

– Ты отработал? Свободен? Пыво пить поехали?

Уроки закончились, и Ди собирался посидеть в бывшем кабинете труда, почитать о судебных процессах довоенных времен. Его интересовало, когда именно убийство охотником художника перестало считаться преступлением и каким образом правительство тогдашнего Прокуратора оформило это юридически. Стерх появился очень кстати – Ди уже подумывал снова отправиться его искать, но, если честно, опасался нехороших приключений.

Вскоре он уже сидел на грохочущем мотоцикле, подпрыгивал на особо высоких кочках, неловко держа сгруженные ему в руки жестяные банки и периодически стискивая колени, чтобы не вылететь. В этот раз Стерх повез его в бывший тавропыльский ЦПКиО, разбитый поверх старого кладбища. Теперь здесь, в напрочь разбитом уже снарядами парке, снова хоронили.

Они проехали какую-то рощу, некогда высаженную красивыми рядами, а нынче сиротливо зияющую провалами, скалящуюся в весеннее небо острыми обломками срезанных взрывами деревьев и верхушками редких каменных плит. Стерх выждал, пока Ди спустится и подберет выпавшее пыво, после чего откатил мотоцикл в сторону, прислонив к иссеченной осколками березе.

– Подножку сорвал, – объяснил он в ответ на вопросительный взгляд. – А боковую с осени поставить не соберусь.

– Что это за ямы? – Ди обвел глазами бескрестные, но явно кладбищенские окрестности.

– Могилы, – равнодушно отозвался Стерх.

– Раскапывали, что ли?

– Та не, камни могильные вынимали. Тут их раньше тыща была, а осталось сотни три. Это каратарское кладбище, на них крестов не бывает. Ну, за встречу! – Стерх отсалютовал вскрытой банкой "Эсмарха".